Протоиерей Дмитрий Моисеев — кандидат богословия, Калужская духовная семинария.

• В 1879 году в Калуге было открыто церковное Братство Святого Апостола Иоанна Богослова с отделениями в различных уездах губернии. Деятельность этого Братства основывалась на утвержденных в 1864 году императором Александром II «Основных правилах для учреждения православных церковных братств». Согласно этим правилам, православными церковными братствами «должны были именоваться общества, составляющиеся из православных лиц разного звания и состояния, для служения нуждам и пользам Православной Церкви, для противодействия посягательствам на ее права со стороны иноверцев и раскольников, для дел христианской благотворительности, для распространения и утверждения духовного просвещения»[1, с.63]. Учрежденное при семинарском храме в честь Святого Апостола Иоанна Богослова с «целью духовно-просветительной и благотворительной»[2, с.3], Братство стало активно вести миссионерскую работу среди населения Калужской губернии. В качестве одной из основных своих задач члены Братства поставили «возвращение на путь истинной православной Церкви заблудших и уклонившихся от нее наших ближних, главным образом, так называемых старообрядцев» [2, с.3].

  Старообрядцы представляли для епархиального начальства того времени серьезную проблему. Так, в 1879 году Калужские Епархиальные Ведомости писали: «В пределах Калужской губернии, обильной лесами, издавна селились, крепли в силах и множились в числе своем мнимые старообрядцы. Здесь и теперь, по официальным источникам, насчитывают десятки тысяч раскольников разных толков и согласий. Очень много таковых в Боровске и Сухиничах… немало их и в Калуге» [1, с.63.]. Согласно переписи населения 1897 года в Калужской губернии проживало 1 185 726 человек, из них старообрядцев насчитывалось 42 598 человек, что составляло 3,76 % от всего населения[1, с.63]. Однако, по всей видимости, число старообрядцев является заниженным, так как, по свидетельству переписчиков, часть старообрядцев скрывалась от них, опасаясь преследований со стороны государства[1, с.63].

  Одной из форм миссионерской деятельности, которой занималось Братство, было школьное образование. В первый же год существования Братства его Совет «нашел возможным открыть на средства братства школу для беднейших мальчиков г. Калуги всякого сословия» [3, с.15]. Правящий архиерей выделил для школы помещение, а Совет Братства «ассигновал на все: на приспособление помещения для школы, мебель, отопление, освещение, жадование учителю и служителю, классные пособия и проч. 422 р. 50 к. в год» [3, с.15]. Учитывая, что все расходы Братства за первый год его существования составили 1025 р. 49 к. [3, с.17], открытие школы было существенным проектом. За первые десять лет ее существования количество учащихся выросло с 20 до 50.  В дальнейшем Братство продолжало финансировать эту школу и после ее передачи в разряд церковно-приходских. [3, с.34] Помимо выделения школе средств из своего фонда, Братство Святого Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова помогало ей и другими путями. Сначала попечителем школы стал князь Николай Петрович Трубецкой, бывший при этом сначала товарищем, а потом и председателем Совета Братства. Его трудами устраивались благотворительные концерты и вечера в пользу школы, он также добился выделения средств на школу в Калужской Городской Думе. После того, как князь Н.П. Трубецкой был переведен в 1896 году на службу в Москву, попечителем школы стал калужский губернский предводитель дворянства действительный статский советник Н.С. Яновский, являвшийся одновременно и членом Совета Братства.

  Помимо Калужской школы, Иоанно-Богословское Братство принимало активное участие в строительстве и содержании церковно-приходской школы в деревне Камельгино, которая по большей части была заселена старообрядцами. Так, например, в журнале заседания Совета Братства от 31 марта 1897 года рассматривалось прошение Калужского Уездного Отделения Епархиального Училищного Совета о вспомоществовании ему на постройку новой школы в деревне Камельгино, мотивированное тем, что школа в практически старообрядческой деревне имеет важное миссионерское значение. Вот этот документ: «В настоящее время Калужское Отделение Епархиального Училищного Совета занято мыслью об устройстве собственного здания для церк.-приходской школы в деревне Камельгине Калужского уезда, где почти сплошное раскольническое население. Камельгинским обществом крестьян отведены – место под школьное здание и участок земли в размере десятины для школьных нужд; выработана уже и смета расходов по устройству предположенного здания для школы, определившая предстоящий расход в 1261 руб., но сокращенная Отделением до 1050 руб. Смета была представлена на рассмотрение Епархиального Училищного Совета и им утверждена. При чем Совет в заседании своем от 16 декабря 1896 года постановил: «признавая необходимость устройства здания для школы в дер. Камельгине, зараженной расколом, отпустить из казенных средств Совета 675 руб., но предварительно предложить Отделению представить сведение о том, сколько на эту смету жертвуется Братством Св. Апостола И. Богослова. Камельгинское сельское общество жертвует 100 руб. на устройство школьного здания; к пожертвованию 75 руб. на тот же предмет Отделение надеется расположить благотворителей, известных ему сочувствием к нуждам церковных школ, и после этого для выполнения сметы не будет доставать 200 руб., каковую сумму Отделение Совета покорнейше просит Совет Братства Св. И. Богослова отпустить из сумм, находящихся в его распоряжении.

  К сему Отделение считает нужным присовокупить, что Попечитель Камельгинской школы – член Отделения, Калужский Исправник Н.Э. Мантейфель, состоящий и членом Братства св. И. Богослова, заявил Отделению, что в 1896 году в Совете Братства возбуждался вопрос о субсидии Отделению в означенном размере на устройство Камельгинской школы, и члены Совета расположены были решить этот вопрос в утвердительном смысле. Отделение позволяет себе надеяться, что Совет Братства и в настоящее время останется при том же убеждении в виду того, что Камельгинская школа имеет миссионерское противораскольническое значение»[4].

  Решение Совета звучит так: «В течение уже нескольких лет Братство платило учителю Камельгинской школы жалование в размере 180 руб. в год. Теперь Председатель Епархиального Училищного Совета, он же и член Братства, о. Ректор Семинарии нашел возможность учителю Камельгинской школы выдавать жалование из сумм Училищного Совета, о чем он и уведомил Совет Братства здесь же на собрании лично. Поэтому постановили: уведомление о. Ректора принять к сведению; на построение школы в д. Камельгине выдать 155 руб., не отказывать в помощи на будущее время»[5].

  И действительно, в дальнейшем Братство продолжало оказывать помощь Камельгинской школе из собственных средств. Так, на заседании Совета Братства, состоявшемся 11 июня 1897 года, была удовлетворена просьба члена Братства, попечителя Камельгинской школы Н.Э. Мантейфеля о пожертвовании на окончание строительства школы. В виду важного миссионерского значения этой школы было решено отпустить на окончание построек 50 рублей из средств Братства[6]. Также на этом заседании было принято решение просить священников, чтобы они при донесениях о присоединившихся мальчиках указывали, учатся ли или учились ли они в школе, и в какой школе[6].

  По мере сил помогали школам и в отделениях Братства. Так, например, Ореховенское отделение Братства оказывало помощь женской школе грамотности в селе Ореховня, поскольку, в силу большого количества старообрядцев в данном селе, православный приход не имел достаточно средств для финансирования этой школы, а Медынское Отделение Епархиального Училищного Совета также не оказывало школе никакого пособия[7]. Этот вопрос поднимался и на Совете Братства 22 сентября 1897 г., который постановил «в  виду желательности наилучшей постановки школы в приходе, зараженном расколом, рекомендовать священнику села Ореховни обратиться за пособием в Медынское отделение Совета или в самый Епархиальный Училищный совет»[8].

  Весьма интересным представляется письмо, отправленное в Совет Иоанно-Богословского Братства школьным учителем села Фролово Иваном Бобровым, в котором он описывает свою работу на поприще образования как миссионерскую.

  В 1882 году, после окончания учебы в Карачевской Учительской Семинарии, Иван Бобров в возрасте 19 лет становится учителем во Фроловском двухклассном училище, незадолго до этого (в 1879 году) открытом в селе, большую часть населения которого составляли старообрядцы. Вот как характеризует это училище сам Бобров: «Неуклюжее извне и весьма неудобное внутри училищное здание, построенное в унылой местности с раскольническим населением, враждебным ко всему, что носит на себе печать грамотности, весьма негостеприимно встречало поступающих в него учителей, которые с первого дня же своей жизни в нем думали лишь о том, как бы поскорее избавиться от этого добровольного заключения»[9]. По его словам, за три первых года существования училища в нем сменилось семь учителей. Однако сам он решил остаться и посвятить свои силы и даже средства педагогической деятельности. К моменту написания письма его учительский стаж в данном училище составлял четырнадцать лет. Как утверждает сам Иван Бобров, единственным утешением для него за эти годы было осознание пользы от собственного учительского труда, а также сочувственное отношение к нему его непосредственного начальника П. И. Никольского. Первоначальное отношение к учителю и училищу у местного населения было чрезвычайно враждебным, и Боброву пришлось приложить немало педагогического такта, упорного терпения и значительных усилий, чтобы перевоспитать нерасположенных к нему людей, которые впоследствии стали смотреть на школу и учителя, как на самых дорогих своих друзей. «Относясь, – пишет Иван Бобров в своем письме, – с горячею любовию к воспитанию и обучению их детей и к процветанию самого училищного здания, которое теперь высматривает вполне благоустроенным учебным заведением, я одержал полнейшую победу над окружающим невежеством: грубая масса, страшная вначале, теперь совершенно приклонилась пред личностью учителя и сделалась совершенно неузнаваема. Все полюбили грамоту и все с такою охотою стараются поместить своих детей в школу, что здание заведываемого мною училища уже не в состоянии вместить всех желающих»[9]. По его словам, если в первый год его учительства количество учащихся едва достигало сорока человек, то спустя четырнадцать лет их число превышает сто двадцать пять, из которых около восьмидесяти – дети старообрядцев, причем среди последних есть дети и внуки старообрядческого священника и руководителей старообрядческой общины. «В прошлом году окончил полный курс внук местного раскольничьего попа, а в нынешнем году кончает другой его внук, а дети его, как вышедшие из школьного возраста, обучались грамоте у меня частно»[9], — пишет Бобров. Свидетельством изменения отношения к образованию со стороны старообрядцев Иван Бобров считает, в том числе, и то, что полный курс обучения, составляющий пять лет, притом довольно тяжелый, оканчивают не один – три человека, как в момент поступления его на учительскую должность, а десять – двенадцать. Основное внимание в своей воспитательской деятельности Иван Бобров уделяет совместной молитве детей старообрядцев и православных. «Все учащиеся, – пишет он, –  со дня своего поступления в училище составляют из себя одну тесную семью без всяких признаков религиозного различия: дети раскольников молятся Богу, читают и поют молитвы наряду с детьми православных; в дни школьных праздников присутствуют на молебнах, подходят под крест и получают окропление святой водой. В Царские дни неопустительно посещают храм. Хорошо зная из опыта, какое важное значение имеет церковное пение в деле религиозно-нравственного развития, я сформировал из учеников церковный хор, с которым пою безвозмездно вот уже 14 лет в местном храме не только в учебное время, но и в каникулярное, привлекая целый храм молящихся. Из числа певцов половина дети раскольников, которые (дети) в посещении храма могут служить образцом усердия и аккуратности. На это единство и сближение с храмом и православием я обращаю особенное свое внимание (курсив мой – прот. Д.М.). И по выходе их из училища я не прерываю с ними нравственной связи: они весьма часто приходят в училище, идут со мною в церковь, где по привычке поют и читают. Установив, таким образом, по отношению к своим питомцам самые тесные нравственные и задушевные отношения, я действую на них не сухими сентенциями и трактатами о вере, а живым делом и самой своей жизнью»[9].

  В конце своего письма Иван Бобров перечисляет тех, кого он своими трудами и заботами привел из раскола в православие. Это «Петр Алексеев – сын крестьянина села Фролова и внук строителя и попечителя местной раскольничьей часовни, обратившийся в 1885 году 24 апреля,

  Малолетнов Гавриил и Малолетнов Иван – дети крестьян деревни Пятовской (родина местного раскольничьего попа), жители которой ярые раскольники, –  первый обратился в 1890 г. 6-го апреля, а второй 20 апреля 1896 года,

  Лыков Григорий из грубого раскольничьего семейства села Фролова, обратившийся в 1892 году на страстной неделе, причем говел, исповедовался, причащался и пел во время Пасхи в моем хоре,

  Гусева Варвара из фанатичной, весьма влиятельной и богатой семьи села Фролова – внучка попечителя местной раскольничьей часовни, обратившись в 1894 году 24 января (состоит в настоящее время учительницей в Камельгинской[1] церковноприходской школе),

  Лонгин Рвачев – тоже из весьма закоренелого раскольничьего семейства села Фролова, готовится мною в качестве казенного стипенидиата в учительскую семинарию, обратив 6 января 1894 года.

  Остальные из окончивших курс, хотя еще и не обратились в православие в силу семейных обстоятельств, но уже ненадежные сыны часовни и неусердные почитатели их лжепопа, пред которым так преклоняются их родители. При разговоре с ними они первые с насмешкой относятся к часовне, к попу и верованию своих родителей»[9].

  Главный вывод из всего сказанного Иван Бобров формулирует так: «Таким образом, учитель, беззаветно преданный своему делу, путем школы является самым сильным и  плодотворным миссионером, разрушающим раскол в самом его основании»[9].

  Статистика, свидетельствующая о количестве обращенных в православие раскольников в том или ином приходе, показывает, что показатели Ивана Боброва – далеко не самые низкие среди прочих миссионеров Братства.

  Это письмо было заслушано на заседании Совета Иоанно-Богословского Братства, которое состоялось 12 декабря 1896 года. Совет принял решение: «Ценя труды учителя Боброва в пользу миссии, – труды, выразившиеся в обращении 6-ти из его учеников-раскольников в Православие, ходатайствовать пред Преосвященнейшим Макарием, епископом Калужским, о поощрении учителя Боброва в трудах его Архипастырским благословением»[10].

  Но такие успехи в деле школьного просвещения и миссии среди старообрядцев сопутствовали далеко не везде и не всем. Епархиальный миссионер священник Иоанн Жаров в своем рапорте на имя Преосвященнейшего Макария, епископа Калужского и Боровского от 5 ноября 1898 года описывает печальную ситуацию, сложившуюся в деле школьного образования в старообрядческой деревне Волой Жиздринского уезда. Эта деревня насчитывала более трехсот домов, и все жители ее, за исключением двух пришлых семейств, старообрядцы.

  Как пишет отец Иоанн Жаров, два года назад, т.е. в 1896 году, по настоянию местной гражданской администрации жители деревни выстроили земскую школу. Однако до 1898-99 учебного года  учебный процесс в ней не начинался. Причиной этого отчасти было то, что школа еще не была приведена в надлежащий вид, а отчасти и то, что «Инспекция Народных Училищ не находила подходящего к месту (заселенному положительно расколом) и обстоятельствам (чтобы учитель был и законоучителем, и в то же время миссионером) учителя»[11]. Спустя два года по рекомендации священника Иоанна и при содействии инспектора Народных Училищ занять место учителя в деревне Волой было предложено окончившему курс семинарии Андрею Жарову, который изъявил на это согласие и к началу учебного года явился к месту назначения. Был объявлен набор учеников и назначена дата молебна перед учением, но в школу пришло только три человека, один из которых – православный. При этом не было совершено ни молебна на начало учебного года, ни положенного освящения школы. «Явление почти неправдоподобное! – пишет отец Иоанн, –  Но, к несчастию, совершенная действительность! Причина всему этому та, что стоящие во главе местных раскольников их лжепоп Карп и крестьянин Семен Емельянов Жариков (он же и председатель Фоминического Волостного Суда) – люди совершенно антипросветительных взглядов, которые силою своего авторитета всеми способами содействуют тому, чтобы крестьяне детей своих в школу не отдавали. Так не раз, передавали, случалось, что кто-либо из крестьян и хотел бы отдать своего сына в школу, но пойдет просить благословения у своего «о. Карпа» и совета у Жарикова и, возвратясь от них, начнет раскаиваться в своем желании; потому что лжепоп с угрозой запрещает посылать детей в школу, говоря: «что школа хорошему не научит, а научит тому только, чтобы не почитать отца с матерью и отца своего духовного, да табак курить и посты не соблюдать»… А при разговоре со своим уставщиком Максимом Антоновым этот лжеиерей добавил еще к своему мнению о школах и то, что «если ребята будут учиться в школе, то тогда они узнают то, чего им и знать не следует, и уже пастырю с ними тогда не справиться»; иначе сказать, – опасения лжепопа Карпа состоят, главным образом, в том, что ребята, когда окончат курс в школе, то познают неправду раскола, увидят свое заблуждение и незаконность действий своего попа. А Жариков на предложение г. Инспектора пригласить для освящения училища и служения молебна пред началом ученья Фоминичевский причт авторитетно ответил, что фоминичевский причт они и в школу не пустят; а так как школа наша, продолжал Жариков, и ребята будут учиться наши, то и освящать школу и служить молебен должен наш о. Карп, да и учитель ваш, добавил он, нам не нужен, мы своего найдем. И, действительно, как передавали, был уже какой-то грамотей-раскольник намечен воловцами в учителя этой школы; а учителя, назначенного начальством, они думали (да и до сих пор, кажется, думают!) выпроводить. Да и горько же живется бедному воловскому учителю! Не только привести школьное здание в должный порядок воловцы не желают, а не дают даже и самых необходимых принадлежностей, – как, например, не дали даже иконы в школу. Если учитель идет по деревне, то ребята прячутся, а взрослые и крикнуть что-либо непозволительное, – как, например, – «это идет не учитель, а мучитель!» – и  ждут – не дождутся воловцы, когда ж учитель-никонианец покинет их школу, так что если замечают, что он куда-либо уезжает, то вслух спрашивают друг друга, ехидно посмеиваясь, «что, а учитель-то научил?!»[11]

  Таким образом, видно, что старообрядцы опасались не просто образования, а именно воздействия на детей со стороны представителей православной Церкви. И священник Иоанн Жаров, проводивший в старообрядческих районах губернии миссионерские беседы со старообрядцами на различные темы, выбрал в качестве темы для беседы с жителями деревни Волой как раз «рассуждение о необходимости школьного образования не только для детей православных родителей, но и для детей раскольников»[11].

  Благотворное влияние школьного образования, сопровождавшегося миссионерской деятельностью, сказывалось не только на старообрядцах, но и на православных. Особенно важно это было для православных, живших вместе со старообрядцами. Хорошее образование позволяло им успешно противостоять агитации старообрядцев, которые тоже стремились привлечь к себе людей, отвратив их от Церкви. Там, где крестьяне не имели никакого образования, деятельность старообрядческих миссионеров была очень успешной. В тех же местах, где жители были более образованными, отпадения в раскол практически не наблюдались.

  Таким образом, заботу о качественном школьном образовании, которую постоянно проявляло миссионерское братство, можно признать одной из важных, крайне необходимых форм миссионерской работы, и результаты, которые принесла эта деятельность, вполне оправдали те усилия, которые были на нее затрачены.

  1. Штепа А.В.. Из истории деятельности духовного Братства Святого Апостола Иоанна Богослова. В сб. Калуга в 6 веках. Материалы 4-й городской краеведческой конференции. Калуга, 2003.
  2. Устав Калужского церковного Братства Святого Апостола Иоанна Богослова. Калуга, Типография Губернского Правления, б/г
  3. Краткий отчет о состоянии братства св. апостола Иоанна Богослова в Калуге. Калуга, 1891
  4. ГАКО, Фонд 81 ед. № 115 Опись 1 лист 28
  5. ГАКО, Фонд 81 ед. № 115 Опись 1 лист 26
  6. ГАКО, Фонд 81 ед. № 115 Опись 1 лист 33
  7. ГАКО, Фонд 81 ед. № 115 Опись 1 лист 50
  8. ГАКО, Фонд 81 ед. № 115 Опись 1 лист 46
  9. ГАКО, Фонд 81 ед. № 113 Опись 1 лист 12 – 14
  10. ГАКО, Фонд 81  ед. № 113 Опись 1 лист 2
  11. ГАКО, Фонд 81  ед. № 137 Опись 1 лист 11

  [1] Деревня Камельгино в XIX веке была также населена преимущественно старообрядцами.

Просмотры (154)